— how to enjoy the terrible truth —Ahn Seongmin
cravity
лев — в попытках выжить — oxytocin

холодное солнце выжигает на роговице глаз причудливые узоры, заставляя щуриться в попытках рассмотреть ведущую в никуда дорогу. по небу тянутся облака, напоминающие комки ваты, заляпанные в практически засохшей крови. они закрывают собой восходящее солнце и напоминают о том, что до наступления очередного конца света необходимо досчитать до пяти.

раз.

сосуды в глазах лопаются от бессонных ночей и он порой слишком долго смотрит в одну точку, медленно отвечает на заданные вопросы и теряется в собственном имени. со спины кто-то тихо кличет 'сонмин' и это будто бы кто-то другой, не он вовсе. сомнительные награждения на выпуске из средней школы, на него смотрят сотни глаз и аплодируют на автомате, не придавая большого значения. пожилой директор передает значок в форме звёзды и несколько грамот, которые абсолютно ни на что не влияют. на плече тяжёлая отцовская рука и гордость матери застывает в мокрых дорожках от слёз на щеках. и тогда ему казалось, что это всегда будет рядом; не растворится через несколько лет, пылью разлетаясь над холодными водами моря.

два.

на губах остаётся привкус от леденцов с перечной мятой, вызывая непреодолимое желание кусать губы, пока на них не выступят крупицы крови. голоса смешиваются в один большой ком, оставаясь пеленой на изрядно уставшем сознании. он привык, кажется. на завтрак апельсиновый сок и пожелания хорошего дня, растворяющиеся в попытках матери не расплакаться вновь. бизнес отца терпит крах, трещит по швам и вскоре исчезает, как недавно снесённый дом возле станции метро. пылью строительной оседает в лёгких, отдаваясь запахом дешёвого алкоголя и стойкой непереносимости того, что сонмин позволяет себе роскошь из улыбок и мнимого счастья, сотканного из попыток бороться дальше. а потом всё исчезает, окончательно. в углу комнаты появляется небольшой алтарь и запахи благовоний становятся делом привычным. мать часами сидит возле свечей и тихо молится о том, чтобы завтра стало лучше. но не станет, ни завтра, ни через год. н и к о г д а.

три.

два месяца. сотня долгих часов, что плотно переплетается с запахом бензина и попытками людей вывести из себя. они с насмешкой смотрят, стремясь задеть за больное, но он вежливо улыбается и кивает на просьбу заправить полный бак. заработанные деньги уходят на небольшую квартиру-студию, в которой царит привычный полумрак. и он наконец-то сбегает из тошнотворной обители, в которой отныне правит осуждение и недовольство тем, что их единственный сын едва заканчивает старшую школу, не имея возможности поступить на бюджет в один из престижных университетов. и он не пытается, сдаётся, навсегда отрекаясь от стремлений стать успешнее, чем погрязший к жалости к самому себе отец. всё стирается, фотографии выцветают и даже воспоминания не имеют никакого смысла. то, чем он жил раньше удовольствия не приносит; имена близких людей стали лишь горечью от былого.

четыре.

сонмин ненавидит цветы. их удушающий, тошнотворный запах застревает в носу; ненавидит подписывать открытки и улыбаться тем, кто присматривает букет для своей второй половинки. ненавидит поддерживать пустые диалоги, консультировать по выбору и предлагать красивые сочетания из разнообразных видов растений. он ненавидит свою жизнь ( кажется ). дождь крупными каплями разбивается об асфальт, превращаясь в глубокие лужи и он не стремится их обходить, стараясь будто бы прийти в себя от ледяной воды. душу разъедает ядовитое чувство зависти к тем, кто рассекает на автомобилях по улицам города; зависть к тем, кто может позволить себе не пропустить ужин уже третий день подряд. и весь мир против него, когда на горизонте отблеском от атласной рубашки появляется мужчина средних лет с предложением помочь материально.

пять.

сегодня ; завтра ; вчера. всё смешивается в горький на вкус коктейль из спутанных мыслей и неизбежного страха оказаться по ту сторону белого флага. сонмин не уверен, что протянет очередной день и поставит на календаре горделивую отметку «выжил». не уверен даже в том, что сможет открыть глаза и найти себя в привычной комнате, а не в пустынной подворотне с проломленным черепом.

шесть?